Возможно, такое сравнение покажется рискованным, но наш язык подобен губке: проходя сквозь череду времен, он вбирает в себя их особенности. Чем не только обогащается, но и сохраняет мельчайшие детали истории для последующих поколений. Речь прежде всего о словарном запасе, в котором появляются заимствования из других языков и разнообразных диалектов, неологизмы, связанные с политическими изменениями или являющиеся плодом фантазии писателей и поэтов… По мере того как меняется мир вокруг, как растет и ширится всеобщая коммуникация, этот процесс ускоряется. И вот уже кто-то видит в нем опасность, считая, что русский язык «замусорен», что он теряет свою первозданную чистоту. Однако наш собеседник доктор филологических наук Валерий ЕФРЕМОВ, ведущий научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН, утверждает: бороться с появлением новых слов — занятие в значительной степени бессмысленное, поскольку язык всегда отражает состояние общества в тот или иной конкретный исторический период. Валерий Анатольевич, есть ли какая-то временная точка, с которой исследователи фиксируют начало заимствований в русском языке?

Такой точки нет и быть не может, поскольку любой язык во все времена — это живая, открытая структура. Да и вообще на земле нет ни одного мирового языка (а русский, безусловно, относится к таковым по количеству не только носителей, но и стран, в которых он используется), в котором не было бы заимствованных слов. Ведь если мы обратимся к самой далекой древности, то убедимся, что восточные славяне жили отнюдь не изолированно. Вокруг них было огромное количество других племен, и контакты — экономические, политические, культурные и другие — приводили к тому, что в наш язык вошло, например, огромное количество тюркизмов — слов, заимствованных из тюркских языков. Причем еще в дописьменную эпоху. Их в русском языке очень легко определить: в слогах таких слов присутствует один и тот же гласный звук: «карандаш», «сундук», «батрак», «таракан», «алмаз» и многие другие. Это слова, которые принесли кочевники приволжских и при­каспийских степей. Например, слово «богатырь» — искаженное тюркское «багатур». Сначала оно означало «смелый военачальник», а потом — хороший, отважный боец.

А вот слово «книга», которое у нас используется с самого начала изобретения письменности, — это искаженное арабское слово «ктиба», но оно попало к нам не напрямую, а также через кочевников… Если говорить о территории Приневья, входившей в состав Великого Новгорода, то здесь с давних пор обитали финно-угры (водь, ижора, карелы). Соответственно, из языков этих племен славяне также позаимствовали нужные им слова. К примеру, некоторые названия рыб (камбала, акула) и территорий (тундра) пришли в русский язык из финно-угорских. Во второй половине IX века просветители Кирилл и Мефодий соз­дали для славян письменность. Связано это было с распространением христианства. Старославянский письменный язык был создан в первую очередь для переводов священных текстов с греческого языка. Именно из него было заимствовано огромное количество слов, связанных с религией. «Ангел», «икона», «евангелие», «лавра», «монах»… Практически все имена собственные, которые мы считаем русскими (Александр, Алексей, Лариса, Ксения), на самом-то деле греческие или пришли через греческий (Иван, Мария, Илья).

Надо сказать, что люди, которые создавали первые переводы (к сожалению, не дошедшие до нас в подлинниках, известны лишь более поздние списки), были очень хорошими лингвистами. Они использовали, например, так называемые словообразовательные кальки. Так, русское слово «благословение» создано путем передачи греческого слова eulogia, которое состоит из двух частей: eu («доб­ро») и logos («слово»). А вот греческое theologos было заимствовано дважды: и напрямую — «теолог», и как калька — «богослов». Могу предположить, что очень важной вехой в языковых переменах стала эпоха Петра I, связанная с открытием всего нового — в искусстве, науке, технологиях… Разумеется. Хотя государь Петр Алексеевич не был противником русского, но приглашать-то ему приходилось специалистов из-за границы… Поэтому одних только иностранных слов, связанных с морским делом, например, в наш язык вошли десятки. Немецкие, голландские, английские — такие как «ватерлиния», «командир», «матрос», «флот», «мичман», «рейд». С торговлей были связаны понятия «контора», «штраф», «агент»… Можем ли мы сегодня без них обойтись? В Петербургской академии наук, ставшей последним детищем царя-реформатора, трудились иностранцы, которые, разумеется, русского языка не знали.