Ниже приведены возможные варианты включения строго режима в разных типах кода. Однако, стоит учитывать, что строгий режим можно включить не в каждой функции. Если быть более конкретным, этот режим доступен только функциям с, так называемыми, простыми (IsSimpleParameterList) параметрами. Так же, стоит учитывать, что код внутри строго режима будет распространять режим и на все вложенные синтаксические единицы. Зарезервированными (reserved words) считаются слова, которые нельзя использовать в качестве идентификатора. Не стоит путать зарезервированные слова с ключевыми (keywords). Многие из ключевых слов являются зарезервированными, но не все. Также, есть слова, которые являются зарезервированными только в конкретном контексте (например, await является зарезервированным только внутри асинхронной функции или модуля). В строгом режиме его использование запрещено. В ранних версиях JavaScript небыло никакой другой возможности получить ссылку из функции на саму себя, кроме как через arguments.callee. Сейчас такой проблемы нет и можно спокойно использовать идентификатор функции внутрии неё самой, а использовать arguments.callee в строгих функциях — запрещено. Здесь, переопределив элемент arguments, сам аргумент a остался неизменным. Здесь, переопределение элемента arguments приведет и к переопределению прямого аргумента. Код eval, в строгом режиме не может объявлять переменные и функции в VariableEnvironment вызывающего окружения. Вместо этого, создается новый VariableEnvironment, доступный только внутри eval. На всякий случай уточню, речь идет именно о VariableEnvironment (переменная объявляется с помощью var). В случае с let, const и class, переменная сразу объявляется в LexicalEnvironment и, соответственно, будет доступна только внутри этого окружения, вне зависимости от режима.

Это восприятие космического бытия различно у разных людей, в зависимости от индивидуальных особенностей их душевного склада: по отношению к жизни в ее целом оно внушает то бодрую энергию, то беззаботность, то благочестие, то богохульство, то восторженную радость, то мрачное отчаяние. И невольное, смутное, часто даже бессознательное реагирование нашего существа на это мироощущение является самым полным ответом на вопрос: «Каков тот мир, в котором нам суждено жить? » Почему же нельзя назвать такое реагирование, если даже характер его вполне индивидуален, нашей религией? Если исходить от одностороннего понимания слова «религия», такие переживания личности не могут быть названы религиозными; тем не менее, они должны быть отнесены к широкой области религиозной жизни вообще, и поэтому могут быть рассматриваемы как религиозные проявления. «Он верит в Не-Бога и поклоняется ему», сказал однажды один из моих товарищей про студента, проявлявшего чрезвычайный атеистический пыл; и самые ярые противники христианства часто обнаруживали настроения, которые с психологической точки зрения, ничем не отличаются от религиозных. Однако столь широкое употребление слова «религия» может повести к затемнению этого понятия.

Г. Ольховский отмечает тот факт, что некоторые из духоборов пришли к тому заключению, что не нужно исполнять никаких обрядов, ходить на моление и т. п. Прозелиты этого нового направления были, по его словам, подвергнуты гонению общественного мнения и этим-то передовым людям именно и пришлось переселиться из селений на фермы. Я очень сожалею, что г. Ольховский не приводит более подробных фактов по поводу этого гонения и бегства передовых людей из духоборских деревень. Я, напротив того, застал это течение окрепшим и, видимо, идущим к преобладанию в общине. Я, например, слышал от различных людей, более интеллигентных и обыкновенно очень уважаемых в своем селении, что моление при людях и в особо назначенном доме — стеснительный и излишний обряд. Это наши старички завели, — говорили они. Старичок вот с людьми ссорится, невесток поедом ест, а потом придет в „молебенный дом“, сложит ручки на живот: „Спаси, Господи“, говорит. Думает, стало быть, заставиться перед Богом. А ты лучше не молись и людей не обижай! Другие дошли до отрицания самого имени: духобор.

Онъ искренно старался желать ради Мэй, чтобы все сказанное было неправда, но все-таки былъ доволенъ, что его собственное мнѣніе о капитанѣ оправдалось такъ блистательно. Я была съ вами откровенна, потому что вамъ нужно было это знать, — сказала Клара: — но съ другими я не скажу объ этомъ ни слова, будьте увѣрены. М-съ Доббсъ повѣрила ей на слово; ей казалось, что она знаетъ ее ужъ много лѣтъ. Вы мнѣ позволите опять прійти? Позволю ли я! — вскричала м-съ Доббсъ: — мнѣ такъ хо
тѣлось спросить, придете ли вы опять да я не рѣшалась. Ваше время такъ дорого, а я не изъ тѣхъ людей, которые, если подарятъ имъ одну жемчужину, сейчасъ хватаются за цѣлое ожерелье. Я приду, приду непремѣнно. Мнѣ у васъ такъ хорошо. Меня вездѣ принимаютъ ласково, но это не то… У васъ я съ первыхъ минутъ стала какъ дома. И потомъ весело пѣть передъ людьми, которые такъ знаютъ толкъ въ музыкѣ, какъ вы и m-r Весергедъ. Это я должна сказать, хотя вы и расхвалили меня не по заслугамъ.