Debugger.js —port 2345 —type ReactNative /path/to/reactNative/app . Пользовательские команды отладчика, выполняемые таким образом, должны быть кратковременными процессами и не должны выдавать более 200 килобайт выходных данных. Вы можете использовать Safari для отладки версии вашего приложения для iOS без необходимости включать «Debug JS Remotely» . Включить меню «Разработка» в Safari: Preferences → Advanced → Select «Show Develop menu in menu bar» . Выберите AContext вашего приложения: Develop → Simulator → JSContext . Должен открыться веб-инспектор Safari с консолью и отладчиком. Хотя исходные карты могут быть не включены по умолчанию, вы можете использовать this guide или video , чтобы включить их и установить точки останова в нужных местах исходного кода. Однако каждый раз, когда приложение перезагружается (с помощью перезагрузки в реальном времени или путем перезагрузки вручную), создается новый JContext. Выбор «Automatically Show Web Inspectors for JSContexts» избавляет вас от необходимости выбирать последнюю версию JContext вручную. Вы можете использовать the standalone version of React Developer Tools для отладки иерархии компонентов React. Примечание. Для правильной работы версии 4 react-devtools требуется react-native версии 0.62 или выше.
Посмотрите на кровь, проливаемую вашими воинами в битве, — то месть невинной крови, пролитой вами… », и проч. Наконец, описывает роковую битву, поражение Родрига, скорбит о нем, забывает его вину при виде столь великого несчастия; нет у него для него других слов, кроме слов самого нежного сострадания и участия. Особенно замечателен последний романс о смерти Родрига. Разбитый при Хересе, он бежит раненый в горы и, скитаясь там, находит хижину отшельника. Раскаиваясь о грехах своих, просит он отшельника указать ему путь ко спасению души его. Отшельник, помолясь, говорит, что должен Родриг лечь со змеей в яму, и если змея ужалит его, то будет знаком помилования божия. Три дня лежит в яме дон Родриг, а змея не жалит; усерднее молится отшельник; наконец на четвертый день приходит он посмотреть на Родрига. «Господь помиловал меня, — говорит ему Родриг, — змея ужалила меня, ужалила… Пароход, на котором я взял место до Гибралтара, должен был идти из Кадиса в пять часов вечера; но море так разволновалось, что час, назначенный для отъезда, давно прошел, а на пароходе и огня не думали разводить.
В это-то время, им. сколо 60-х годов, писал г. Варадинов Историю министерства внутренних дел и по самому такому отношению к министерству, заведывавшему цензурой, не мог не соображаться в своих воззрениях с тогдашними ее требованиями; по неволе, думается нам, приходилось и ему видеть опасения и страхи, где их в действительности не было и быть не могло. Есть еще две критические заметки у г. Варадинова, но относящиеся уже не к изложению вероучения духоборцев, а к их истории. В сочинении Новицкого, — говорит он, — есть и исторические неверности, как напр. упоминая об ужасном происшествии самоубийц в саратовской губернии, он причисляет их к духоборцам, тогда как эти изуверы были раскольники беспоповщинской секты и кажется поморской. Задавшись мыслию, что это были духоборцы, он относит к духоборческой секте всех наших так называемых морельщиков, которые ничего общего не имели с духоборцами». Но совершенно несправедливо, будто этот случай мы обобщили, подведя сюда всех морельщиков. Мало мальски толковый человек не сделает такого заключения от частного к общему; не сделали и мы такого отчаянного прыжка мысли; частный этот случай мы и оставили как частный и исключительный без всякого обобщения и без малейшего намека на морельщиков.
Диоген и свидетелем быть не может, ибо Сократ, сошедший с ума, уже больше не Сократ, даже не человек. Современная же мысль усвоила убеждение Платона, как самоочевидную истину, не подлежащую ни доказательству, ни даже обсуждению. Если ее не всегда высказывают, то только потому, что она кажется слишком самоочевидной. Но, что без нее наша мысль не может сдвинуться с места, это все знают и никогда не забывают. Чтобы не ходить далеко за примером, я укажу только на двух историков — Гарнака и Ренана. Они нигде этого не подчеркивают, не находят нужным даже выставлять это положение, как «предпосылку» своего мышления. Но попробуйте лишить названных писателей этой предпосылки, и вся их огромная историко-философская работа потеряет под собой почву. Непосредственный опыт, конечно, на их стороне; пренебрежительное отношение к здравому смыслу безусловно ни для кого не проходит безнаказанно. Но, точно ли необходимо во что бы то ни стало избегать наказания? Что, если Антисфен и св. Тереза правы? Что, если можно, если нужно сознательно
пренебречь здравым смыслом и сознательно же понести наказание?